Дмитрий Каполь - Посланник железного бога
Вначале Юра отшучивался, а потом вообще начал избегать компании людей. После ужина с королем, на котором присутствовало человек двадцать придворных, Мигруд потерял к нему всякий интерес. Ему даже не пришлось ничего сочинять – король был увлечен беседой с какой-то придворной дамой и не обращал на присутствующих ровно никакого внимания. Монарх лишь вскользь заметил, что Юргиус может жить в комнате ученика чародея, пока достопочтеннейший Азиф не найдет себе подобающего подмастерья. Достопочтеннейший Азиф поклонился в ответ и сообщил, что отбывает на корпоративный совет чародеев в Высь-Град этой же ночью, и что да, комната в полном распоряжении их небесного гостя. Они вдвоем поднялись на башню, чародей прошел по ступенькам дальше – до своей комнаты, и Юра больше не слышал, что бы старик спускался вниз. Утром его комната на верху башни оказалась заперта. Не птицей же он обернулся и улетел в главенствующую империю этого мира?!
Стук в окно отвлек Юру от этих мыслей. Он встал с кровати и открыл ставни. В комнату влетел сокол, сделал круг и уселся на спинку стула. В клюве он держал записку. Парень с досадой взял кусок бумаги и бросил его в глиняную чашу, в кучу точно таких же, даже не читая. Птица вопросительно посмотрела на Юру.
– Не будет ответа, – буркнул он.
Птица наклонила голову, прокричала что-то и вылетела на улицу.
Он закрыл окно и вернулся за стол. Запустил руку в миску и выудил из нее сегодняшнюю записку. Понюхал. Карамельный аромат вперемешку с мятой. Записок с таким запахом было больше всех. Юра вытряхнул бумажки и разложил их на столе. Получилось три кучки. Две маленькие – в одной три, в другой четыре записки. И третья кучка с одиннадцатью записками. Это была двенадцатой. Он развернул ее и прочитал:
«Герой очей моих, мой ненаглядный. Я только о тебе лишь и мечтаю. Пребудь со мной средь ночи зимней, окаянной. Тебя я жду, тебя желаю».
Он свернул записку и положил ее на место. Стишки дрянные, желания вполне понятные. Если с первыми двумя авторами он оказался знаком, даже весьма близко, то хозяйка третьей записки оставалась для него загадкой. Он не отвечал на эти записки.
Хотя одна догадка все же была. Юра гнал ее прочь, но все указывало на нее. Первые семь записок были от фрейлин принцессы. Они и побывали гостьями в его комнате. Мило посидели, побеседовали. Ничего лишнего не позволяли себе. Все в рамках приличия, расспросы, что да как. Как ему нравится гостить у них? Почему редко бывает на балах? Точнее совсем не бывает. Как ему нравится принцесса?
– Принцесса обручена с графом, – ответил им Юра и закрыл эту тему.
Он не раз, и не два видел, как смотрит на него Милеа. Как краснеют ее белые щеки. Как начинают дрожать голос и ее руки, как только она спрашивала что-то у Юры. Она была для него недостижимым идеалом. И он не хотел оказаться оскопленным и четвертованным за мимолетную шалость, а жил надеждой на возвращение домой, которую вселил в него Азиф, прямо перед своим исчезновением. Именно по этой причине он не отправлял ответы с соколом. Не хотел лишний раз подвергать себя опасности.
Он встал со стула и прошелся по комнате. В углу стоял инструмент, похожий на гитару. Гриф, деревянная овальная дека с акустическими розетками по бокам, восемь нейлоновых струн. Как сказал ему здешний менестрель – из жил какого-то животного. Юра взял инструмент в руки, присел на кровать, взял аккорд и провел рукой по струнам. Инструмент отозвался переливчатой мелодией. Построение аккордов отличалось от шестиструнной гитары, но нотный ряд был тот же. Он поменял аккорд и печально запел:
Где-то кому-то сказали «прости»,
Где-то кому-то сорвали цветы,
Где-то кому-то шепчут слова,
Где-то томится чья-то душа
Что же случилось? Чья это жизнь?
Чьи это песни? Скажи, не молчи!
Чье одиночество душит слова?
Чья покатилась с неба звезда?
Вижу сквозь пламя сожженных стихов
Милые лица друзей. Знаю, вновь
Встретимся, но не для того, чтоб найти,
А для того, чтобы уйти…
Где-то сгорают чьи-то стихи…
Где-то рыдают чьи-то враги…
Чье-то спасение в пламе огня,
Где-то вдруг замолчали слова…
Чья это фраза? Чья это жизнь?
Ты не поешь? Уже ты молчишь…
Чью же ты песню пел мне вчера,
Чьи же, рыдая, ты вспомнил слова?
Вижу сквозь пламя сожженных стихов
Лица любимых и алую кровь.
Здесь мы встречаемся, не чтобы найти,
Здесь мы встречаемся, чтобы уйти…
За стенкой раздалось всхлипывание, затем стук и все стихло. Юра отложил гитару, вскочил на ноги и выглянул за дверь. За ней никого не было. Он постоял, прислушиваясь к тишине, и уже готов был зайти обратно, как раздался скрип двери сверху и знакомый голос продребезжал:
– Юргиус, хватит морозить нос и уши и выискивать гремлинов. Ты все равно их не увидишь. Подымайся, лучше, ко мне.
Сердце в груди парня запрыгало, и он быстрым шагом взбежал по лестнице.
Они сидели за столом с кружками имбирного морса в руках, в огне камина потрескивал огонь, за потемневшим окном кружил снежок и мягко ложился на подоконник. На столе стояла ваза с фруктами, горел огонь свечей в канделябре.
– Да, зима в этом году снежная, – поежился чародей и отхлебнул теплый напиток из кружки.
Он зябко кутался в шерстяной плед и смешно шмыгал носом.
– Ты не поверишь, в Высь-Граде вообще все замело. Дороги в городе, правда, чистят, но, как говорят коллеги, подступы к городу закрыты. Из соседних королевств не ходят караваны до самой весны.
Юра ерзал на стуле от нетерпения. Какие вести принес с собой старый Азиф? Ведь неспроста он говорил о том, что надежда на возвращение существует. Но старику то ли доставляло удовольствие тянуть резину, то ли это была просто старческая привычка.
– Те, кто путешествует по старинке, не смогли добраться до столицы Империи. Хотя таких было всего двое – нищеброды с южных земель, – старик пренебрежительно махнул рукой. – Думали, раз у них снега нет, то его нет и во всем мире?
Азиф довольно хохотнул, шмыгнул носом, отхлебнул морса и продолжил:
– Были там скучные докладчики. Вроде Зэя Самовлюбленного. Тот только и делал, что рассказывал, какой он молодец, и какой он нашел способ по обработке земель для засева нового урожая. А то, что ингредиенты для засева одного поля будут стоить как полугодовой доход нашего королевства, он скромно умолчал. Так еще, гаденыш, половину себе прикарманит от этой суммы, помимо официального гонорара.
